Через открытое поле катили машины с радиооборудованием, которое каким-то чудом уже погрузили. Машины взвода были еще замаскированы. Несколько легкораненых с отсутствующим видом ждали разрешения сесть в машину. Здесь собрались все, вплоть до Альтдерфера и радиста, не хватало только Кубицы.
В населенном пункте было тихо, снаряды рвались только вокруг церкви, которая то и дело окутывалась облачками пыли.
Эйзельт все еще импровизировал на органе, и постепенно становилось ясно, что он играл Баха.
Неожиданно сквозь сорванный купол внутрь церкви влетел крупный снаряд и разорвался. Ноги Эйзельта перестали давить на педали и бессильно свесились. А через секунду Эйзельт мешком сполз со скамьи. Рорбек испуганно наклонился над ним и почувствовал на руках что-то теплое и липкое.
Лицо Эйзельта посерело. Глаза закрылись. Губы беззвучно шевелились. Большой осколок раздробил ему правую руку выше локтя. Кровь из раны била фонтаном.
— Я буду играть дальше… — произнес Эйзельт так, что его с трудом можно было понять.
У Рорбека, как нарочно, не оказалось ремня, чтобы перетянуть руку жгутом, не было у него и индивидуального пакета.
— Я поищу бинт, а вы пока зажмите рану рукой повыше предплечья.
— Не стоит…
— Вы должны жить, дружище! Жить!
Голова Эйзельта беспомощно повисла набок.
Радиотехник бегом выбежал из церкви. На мгновение он остановился, словно хотел правильно сориентироваться на местности, растерянно огляделся. Увидел раненного осколком снаряда теленка и стал отвязывать у него с шеи поводок, который пригодился бы для наложения жгута.
— Рорбек, ко мне! — услышал радиотехник властный голос Альтдерфера, когда уже собирался броситься обратно в церковь.
Возле домика священника действительно стоял Альтдерфер, держа в правой руке автомат.
Рорбек подошел к нему, чтобы доложить о случившемся.
Однако капитан прервал его на полуслове:
— Имейте в виду, что я отдам вас под суд военного трибунала за трусость, проявленную на поле боя.
— Но там обер-лейтенант Эйзельт!
— Он, как и вы, самовольно покинул КП. — Рыжие волосы Альтдерфера блестели на солнце.
— Господин капитан, но ведь он тяжело ранен!
— Отправляйтесь к своим связистам!
— Но он же истекает кровью! — воскликнул Рорбек.
— Дивизион получил приказ не допустить затягивания мешка и обеспечить тем самым выход из него сотен тысяч солдат. От этого зависит их судьба и наша тоже. Каждую минуту английские танки могут быть здесь. И вы хотите сорвать выполнение этого приказа? — Глаза Альтдерфера превратились в узенькие щелочки.
— Но разрешите мне перенести обер-лейтенанта Эйзельта! — В голосе Рорбека была мольба.
— Эйзельт нам ничем уже не поможет. Он стал жертвой…
— Я вам обещаю, что вернусь обратно вместе с командиром штабной батареи.
— Делайте то, что я вам говорю!
— Его еще можно спасти! — почти выкрикнул Рорбек.
Альтдерфер угрожающе повел автоматом и приказал:
— Вперед!
Рорбек выронил из руки ремешок. Бледный как смерть он прошел мимо Тиля, который побежал было обратно к церкви, чтобы помочь Эйзельту. Теперь Тиль остановился в тени толстого платана.
«Опять мстит за Мартину, — подумал лейтенант. — Чтобы лишний раз унизить Рорбека, Альтдерфер не остановился даже перед тем, чтобы бросить на произвол судьбы своего начальника штаба, да еще раненого».
Альтдерфер прислушался, чтобы убедиться, что ни американских, ни канадских танков поблизости пока нет.
— По машинам! — скомандовал он.
Солдаты проворно залезли в машины. Пулеметчики обшаривали взглядами вечернее небо: не летят ли самолеты противника.
— Я не думаю, Ганс, что сейчас мы можем кому-то помочь. Посмотри-ка! — Тиль показал в сторону церкви, которая вся была объята огнем.
— Вперед, господа! — визгливо крикнул Альтдерфер. — Если повезет, надо обеспечить выход из мешка…
Альтдерфера нисколько не интересовало, вернулся ли Кубица, не тревожила его и судьба, быть может, еще живого обер-лейтенанта Ноймана и тем более мотоциклиста, которого он послал как регулировщика.
Машины тронулись в путь.
Гауптвахмайстер Тони Кемпен получил приказ догнать остатки штабной батареи и к рассвету вывести ее на опушку леса, что юго-западнее Три. Командир дивизиона вместе с Тилем и Рорбеком выехали на ферму, где находился штаб Мойзеля, для получения новой задачи. Связист, словно привязанный, сидел на заднем сиденье, покрытый пылью до такой степени, что его нельзя было узнать.
В дороге Тиль думал о том, когда же его привлекут к ответственности за умышленное убийство. А тут еще случай с Эйзельтом! Бросить офицера, истекающего кровью, на произвол судьбы, не оказав ему никакой помощи, — это преступление. Такой поступок стоит на грани умышленного убийства. А судьба Кубицы? Ведь ему был отдан заведомо невыполнимый приказ. Разве это не равнозначно тому, чтобы послать человека на верную смерть? А Нойман, которому было строго-настрого приказано во что бы то ни стало удержать НП, несмотря на прорыв танков противника, для того, чтобы сам Альтдерфер мог преспокойно улизнуть в тыл!
Альтдерфер, по обыкновению, сидел в машине, развалившись, как важный господин. Лицо напряженное, бесцветные губы вытянуты в узкую полосочку.
Рорбек ехал, уставившись неподвижным взглядом в темноту. Ему все еще казалось, что он видит перед собой истекавшего кровью Эйзельта: бледного, с остекленевшими глазами, но все еще живого.