Мерси, камарад! - Страница 57

Мойзель сделал знак шоферу, чтобы тот остановил машину. Распевающий обер-лейтенант нес на себе велосипед. Шел он, судя по направлению, к себе на батарею.

Мойзель полюбопытствовал, куда так поздно держит путь командир батареи с велосипедом на плече, когда уже целый час как объявлена тревога.

Обер-лейтенант Нойман спокойно доложил, что идет на ОП батареи и что никаких происшествий не случилось. Разговаривая с командиром полка, он так и забыл снять велосипед с плеча. Язык у него сильно заплетался.

— А что с вашим велосипедом?

— Цепь у него соскочила.

— Ах вот, оказывается, почему вы его на себе несете… — произнес Мойзель, покачав головой, и приказал шоферу ехать дальше. Про себя же он решил хорошенько проучить офицера, чтобы у него в будущем пропала охота пьянствовать.

Капитан Альтдерфер по желанию полковника, командира пехотного полка, люди которого как раз находились на побережье, взял командование батареей в свои руки: как-никак боевая стрельба — всякое может случиться.

Приказав установить взрыватель двойного действия, Альтдерфер скомандовал «Огонь!» основному орудию батареи.

Проверяющие прильнули к грязному окну хижины, которая на время учений превратилась в своеобразный командно-наблюдательный пункт. Раздался резкий хлопок, однако на ночном небе никто ничего не заметил. Согласно Курсу стрельб капитан уменьшил дальность стрельбы на четыреста метров. Снова выстрел, однако ватного облачка и на этот раз никто не заметил.

Третий снаряд разорвался как раз над самой хижиной, и от взрывной волны в ней вылетели все стекла. Пехотный полковник к тому же обнаружил в своем совершенно новеньком «оппеле» две пробоины от осколков. Недовольный, он сухо попрощался с Мойзелем и удалился восвояси.

Командир полка решил дать новую вводную, сказав, что «противник» предпринял прорыв на новом участке, и спросил, как следует поступить в данной обстановке. На сей раз действовать было приказано 4-й батарее. При этом стрелять приказывалось снарядами с взрывателем ударного действия. Цель была указана возле устья небольшой речушки — метрах в ста от побережья.

Взять бинокль подполковник отказался, сказав, что он прекрасно увидит разрыв и невооруженным глазом.

Лейтенант Тиль разглядел место взрыва снаряда, который шлепнулся в открытом море в шестистах метрах от цели.

После этого подполковник Мойзель приказал прекратить стрельбу и собрать всех офицеров дивизиона на занятие по тактике, которое продолжалось очень долго. Опрошены были все офицеры поголовно. Закончилось занятие двухчасовым разбором — все это время говорил только Мойзель, а затем «разгромленная армия» была распущена по своим местам.

Подполковник Мойзель наотрез отказался от небольшой закуски, которую ему предложил Альтдерфер в замке Ля Вистул. Целый час Мойзель ехал по крутому пустынному берегу, поросшему пиниями, смотрел на голубизну моря, на узкую полоску земли, а сам думал о секретном приказе Роммеля, согласно которому на юге Франции в группе армий «Г» в настоящее время «созданы не только отдельные опорные пункты, а целая оборонительная зона». По поводу такого чересчур оптимистического заявления сказать было нечего, разве только покачать головой, потому что можно было проехать десяток километров и не встретить ни одного немецкого солдата. Группа армий «Г» находилась под командованием генерал-полковника Бласковица, хорошо зарекомендовавшего себя во время Польского похода, но ведь сейчас не то время, а лето сорок четвертого года! В эту группу армий входила и 1-я армия, разбросанная от Бретани до Пиренеев, и 19-я армия, в которую входил и полк Мойзеля; эта армия располагалась вдоль всего Средиземноморского побережья вплоть до Альп и границы Швейцарии. Один-единственный укрепленный район на многие тысячи километров находился в дельте реки Роны, которая была затоплена и потому считалась неприступной. На остальных участках имелись лишь отдельные крошечные огневые точки.

Неожиданно Мойзель решил проверить и 6-ю батарею, которой еще недавно командовал Генгенбах, на место которого еще никто не прибыл. Порядка не было и здесь, и командир полка, настроение которого совсем упало, решил, что день 6 июня — самый плохой в его жизни.

Мойзель пытался проанализировать события последних дней: «Генгенбах переведен в другую часть, хотя никто не спросил меня, командира полка, о том, что думаю я по этому поводу. Это обделал Альтдерфер при помощи Круземарка, который назначил его командиром дивизиона, хотя этот Альтдерфер никогда не командовал батареей в военных условиях. Сегодняшние стрельбы показали это нагляднее всего. У генерала и Альтдерфера есть какие-то общие дела, но страдаю от этого прежде всего я сам. Я командир полка, но это ничего не значит, Круземарк по сей день звонит сюда, как «в свой полк», об этом он сам, не стесняясь, говорит. У Круземарка с Альтдерфером уже давно есть какие-то делишки. А что я и Грапентин можем поделать? Я самый лучший артиллерист в дивизии, грамотнее своего предшественника, однако у меня нет связей в верхах, и авторитетом у командования дивизии я не пользуюсь. Грапентин же в артиллерии еще новичок, и с ним каши не сваришь».

Приехав в свою виллу, подполковник Мойзель был удивлен, не застав там Грапентина. Никто не знал, куда он делся и где его можно найти.

Мойзель прошел в кабинет. Завтрак для него был уже приготовлен. И хотя было еще раннее утро, масло от жары размякло, а яйца оказались переваренными.

«Ну и паршивый же сегодня день, это шестое июня», — еще раз подумал подполковник и включил радио. Сначала передавали марши, а потом голос диктора произнес: «Передаем сообщение из ставки фюрера. Командованию вермахта стало известно, что…» — Мойзель взглянул на часы, которые показывали 9 часов 8 минут.